В сообщении, которое подготовила Ирина Дудка, говорится: «По свежевыпавшему снегу редакционная машина привезла нас за 160 км от Белгорода – в Новоуколово Красненского района. Изначально мы ехали туда не ради церковных развалин, но пройти мимо них, конечно, не могли. Возвышаются они в поле в нескольких сотнях метров от сельской администрации. Обшарпанные, кое‑где покрытые мхом и выщербленные, кирпичные стены с арочными окошками на фоне белого снега выглядят особенно мрачно. Сразу становится понятно, что без помощи знающих людей нам не обойтись.

«Идите за мной, покажу вход», – говорит наша провожатая – Валентина Ивановна Сорокина.

Она почти полвека проработала в сельской библиотеке, а на пенсии неожиданно для себя погрузилась в изучение генеалогии местных семей. Удивительный и приятнейший человек из той настоящей сельской интеллигенции, что несла в среду крестьянства светоч знаний и книжной культуры. «О, вы ж в ботинках, сейчас нагребёте снега! – замечает она. – Идите по моим следам», – и смело ступает с дороги в сугробы, проваливается едва ли не по колено, но продолжает прокладывать нам путь.

На снегу ярко красными пятнышками горит куст шиповника. Бороздя снег, мы забредаем в заросли, закрывающие вход в храм, переступаем через ствол американского клёна и почти достигаем цели. Валентина Ивановна говорит, что сорняки регулярно рубят, но, очевидно, они упорнее и отрастают с новой силой, захватывая никому не нужное строение в свои цепкие объятья.

Когда церковь действовала, тут была паперть – площадка перед входом. Сейчас лишь корявая пристройка, судя по цвету и состоянию кирпичей, приляпанная к основному зданию, причём значительно позже. Под толстой деревянной балкой торчит гигантских размеров болт с резьбой – он уже давно ничего не крепит, но сам держится намертво, иначе давно бы выдрали.

Прямо по курсу открывается анфилада собора. Если бы он не был разрушен, мы смотрели бы прямо на иконостас, но части строения, где располагался алтарь, давно нет. Взгляду открывается дыра, а в ней – белое тоскливое поле.

В притворе (пристройке) когда‑то был прилавок для продажи свечей и заказа треб, а может, и книжная лавка, как это часто бывает в церквях. Наверняка, вверху была колокольня. Поднимаю голову – дырявая крыша из шифера, частично обрушенный дощатый фронтон. И только несущие балки всё так же надёжны, как и 169 лет назад, когда их сюда водрузили при строительстве. «По рассказам бабушки Марии Андреевны, Новоуколовская церковь была не похожа на другие церкви окрестных сёл. Прихожане приносили яйца, чтобы раствор для кладки кирпича был крепче», – читаю в краеведческом исследовании преподавателя Красненской детской школы искусств из Новоуколово Екатерины Филатовой.

В большом зале храма умело выложенные кирпичные сводчатые потолки, подпёртые массивными кирпичными колоннами – действительно, делали на века! Вот они и стоят, несмотря ни на что, и не позволяют строению разрушиться окончательно.

«Мы так предполагаем, что кирпич делали у нас в огороде: начали копать под фундамент, а там всё в золе, явно что‑то грели», – продолжает наша провожатая, дом которой стоит напротив храма.

А я читаю дальше исследование новоуколовского преподавателя: «Звон колоколов этой церкви слышали даже жители деревень, расположенных по Потудани (река в Белгородской и Воронежской областях – прим. ред.)». Подтверждает эти сведения и Валентина Ивановна: «Говорили: колокол звонил так громко, что слышали жители деревень, расположенных в нынешних Белгородской, Курской и Воронежской областях. Если кто терял своих в зимнее время, шли к звонарю, чтобы тот бил в колокол и люди ехали на этот звук».

Для ориентира: например, до воронежской Одинцовки – всего 13 км, а до границы с Курской областью – около 50 км».

Автор рассказывает: «Новоуколово возникло на полвека позже соседнего Староуколово, но быстро разрослось. В «Описании Воронежской губернии» от 1775 года указано, что в Новоуколово было 157 дворов, а в Староуколово – 113. Понятно, что первая церковь появилась в Староуколово – ещё в XVII веке. Она была сначала из дерева, а в 1800 году построили каменное здание – с колокольней, караулкой и усыпальницей. Храм, кстати, восстановлен и действует.

Именно в него, вероятно, и ходили долгое время жители Новоуколово, пока в 1853 году не начали строительство своего храма. Его освятили в 1859-м, а ещё через два года село получило статус волостного центра, райцентра по‑нынешнему. Тогда там было около 3 тысяч жителей.

Понятно, почему для храма выбрали такую планировку: большое пространство перед главным алтарём и относительно узкие приделы. «Церковь была с тремя приделами: главный – в честь Владимирской иконы Божьей Матери, правый придел – святой мученицы Параскевы и левый – святого Митрофана», – говорит Валентина Ивановна.

Изначально церковь была ещё больше – в поле затерялись остатки фундамента разрушенной части. Говорят, было пять куполов. Легко представить, как на Пасху или Рождество прихожане занимали всё пространство. В обычные же дни вполне могло быть такое, что перед главным алтарём венчали, в боковом приделе в то же время готовились к отпеванию или молебну.

Сейчас же мы молча взираем на сугробы, которые во всех приделах намёл ветер – раздольно ему. На стенах и потолке – гамма из оранжевых кирпичей, белой и серой штукатурки, зеленоватой плесени. В таких красках рисуют забвение, но рассматривать их хочется снова и снова. На окнах – решётки с загогулинами: родные или вставили после закрытия церкви? Если родные, то от кого защищались, а если появились позже, когда был колхоз, то зачем такие затейные?

Вопросы, на которые вряд ли кто‑то теперь ответит. Вот так ходили люди сюда из поколения в поколение, а потом раз – и купола снесли. Исторический факт, который трудно осмыслить».

Как отмечает автор сообщения, «Сёла Новоуколово и Староуколово входили в третий благочинный округ Коротоякского благочиния, его центром была воронежская слобода Петровская (Репьёвка). На форуме Всероссийского генеалогического древа опубликован список священников новоуколовской церкви, упоминаемых в документах. Первые датированы 1839 годом – Пётр Васильев и Антон Попов, а последние записи в метрической книге оставил Аристов Пётр Д. в 1918 году, хотя закрыли церковь гораздо позже.

Первая мировая, Октябрьская революция, Гражданская война, коллективизация и голод – всё смешалось и нарушилось в привычном жизненном укладе. В 1929 году начали собирать колхозы и закрывать церкви. Здание новоуколовского храма передали машинно-тракторной станции, и больше оно в документах Воронежской епархии и местных советских органов не упоминалось.

«В 1930-х годах в церкви сделали ремонтные мастерские. Дирекция этих мастерских неоднократно посылала женщин с тяпками соскребать иконы, нарисованные на стенах церкви, – передаёт воспоминания односельчанки Екатерина Филатова. – До сих пор уколовцы старшего поколения помнят священника Митрофана Павловича Богомолова, человека скромного, честного, грамотного и уважаемого всеми».

Митрофан Богомолов был сыном псаломщика и сам начинал служить псаломщиком в церкви в Репьёвке, потом псаломщиком в Новоуколово, а затем его перевели священником в церковь в Староуколово, и служил он там до 1950-х годов. После уехал в Острогожск, где и скончался.

Валентина Ивановна припоминает: годов до 1960-х в церкви были мастерские, много лет как склад зерна, а с конца 1970-х помещение не использовалось и окончательно запустело. Всё, что ничьё, – традиционно общее, и народ стал растаскивать окна, двери, доски и всё, что можно было использовать в хозяйстве.

Стоя посреди зала, Валентина Ивановна говорит, что место это намоленное. «Давно, ещё в начале 2000-х, к нам Иоанн приезжал, зашёл сюда, как голосом своим запел – какая тут акустика! Её бы восстановить, а как?» – задаёт она вопрос в пустоту.

Я же задаюсь вопросом: почему в нашей стране принято гордиться историей, но не всегда принято её сохранять, заботиться о наследии, об исторической памяти и о том, чтобы передать её потомкам? Можно было бы объяснить такое отношение более насущными потребностями: обеспечить семью, не скатиться в бедность, а уж потом об истории думать.

Нынешнее Новоуколово нельзя назвать депрессивной территорией: ухоженные улицы и дома, большой Дом культуры, школа-одиннадцатилетка на 247 учеников. Так, может, дело не в бытовых заботах, а в боязни и нежелании анализировать прошлое, осознать и принять его полностью, а не выбирать только то, что выглядит красиво?

«Тут рядом ещё караульное помещение есть, тоже бывшее церковное, – там находился детский сад до 2008 года, – прерывает мои мысли бывший библиотекарь. – Его перевели в здание школы, и помещение освободилось. Я хотела сделать там литературную гостиную и комнату ветеранов соцтруда, чтобы сохранить здание». Она написала проект и выиграла грант, на который даже закупили мебель, но сильно заболела и претворить задумки в жизнь не случилось. Мебель поставили сначала в библиотеке, а затем в новую музейную комнату. Здание садика стало стремительно ветшать. Чтобы сейчас восстановить его, понадобятся большие деньги».

Как отмечает автор сообщения, «Понятно, что речи о восстановлении церкви нет, но ведь и руины – тоже история. А значит, готовый туристический объект со своей трагической судьбой – живой и настоящей, а не рождённой в недрах управлений культуры.

В России немало примеров, когда именно такие места становятся пространствами под открытым небом, где проходят культурные и образовательные мероприятия, фестивали и выставки. Возможно ли? В реестре памятников архитектуры и истории Красненского района этого объекта нет.  «Имущество ничейное, никто не хочет с ним связываться», – простодушно разводит руками пенсионерка.

Покидая развалины Владимирского храма, останавливаюсь у одной стены, на которой едва проступает рисунок в спокойных серо-синих тонах. Изображение сильно повреждёно, и, кроме силуэта человека в головном уборе – митре, ничего не понятно. Над входом – тоже остатки изображения, но в нём явно просматривается образ Христа.

Соскребали его со всей пролетарской ненавистью, местами до кирпича. А что не уничтожили люди – добило время, и теперь Сын Божий безмолвно смотрит на происходящее единственным уцелевшим глазом…».

Фото: Павел Колядин