В сообщении, подготовленном Александром Гончаровым, поясняется: «Александру Сергеевичу Пушкину не повезло. Написаны тысячи и тысячи монографий и статей, посвященных биографии и творчеству поэта, но на самом деле Пушкин мало известен, его взгляды на жизнь, политику и религию искажаются до неузнаваемости.

Если подойти к первому попавшемуся человеку на улице, что же он сможет с ходу вспомнить о Пушкине или его стихах? Скорее всего, вы услышите в ответ строчки: «У Лукоморья дуб зеленый…». Может быть, припомнит и его дуэль с Дантесом и, конечно, то, что Александр Сергеевич написал препохабную «Гаврилиаду». И всё.

А между тем сам Пушкин в частном письме (1 сентября 1828 г.) другу П. А. Вяземскому сообщал: «Мне навязали на шею преглупую шутку. До правительства дошла, наконец, «Гаврилиада»: приписывают ее мне; донесли на меня, и я, вероятно, отвечу за чужие проказы, если кн. Дм. Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою собственность. Это да будет между нами». Но кто читает ныне переписку Александра Пушкина или его публицистические произведения?..

В течение чуть ли не столетия публике Пушкин всегда представлялся как противник монархии, ругатель духовенства, сторонник либерализма и, в конечном счете, как ненавистник России. Великого человека цитировали исключительно выборочно, предпочитая стихи и поэмы ранние, поздний же период старались замолчать».

Как подчёркивает Александр Гончаров, «О реальном поэте, а не обработанном в духе либерально-демократических искажений, знают очень и очень мало. Причем крайнее незнание сопровождается упрямством: «Пушкин уважал монархию и хорошо относился к Церкви? Такого не может быть потому, что не может быть».

Может, милые мои, может. Но лучше дадим слово лично Александру Сергеевичу.

Письмо Пушкина к Чаадаеву (от 19 октября 1836 г.): «Наше духовенство до Феофана было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве. Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и все. Оно не принадлежит к хорошему обществу».

И еще: «Многие деревни нуждаются в священниках. Бедность и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает и отнимает у них самую возможность заниматься важною своею должностию… Жаль! Ибо греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер…

В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических. Там оно, признавая главою своею папу, составляло особое общество, независимое от гражданских законов, и вечно полагало суеверные преграды просвещению. У нас, напротив того, завися, как и все прочие состояния, от единой власти, но огражденное святыней религии, оно всегда было посредником между народом и государем как между человеком и божеством. Мы обязаны монахам нашей Историею, следственно – и просвещением».

Александр Гончаров отмечает, что «Пушкин отлично понимает тяжелое положение сельского духовенства и сочувствует ему, естественно, по-дворянски, не вникая глубоко в суть проблемы. Однако любой гений ведь не свободен от предубеждений общества, в коем ему приходится вращаться. Но гений, иногда даже вопреки своей собственной задумке, невольно отражает в творчестве то, что случается на самом деле.

Возьмем, скажем, пушкинскую «Сказку о попе и работнике его Балде», давным-давно записанную в разряд антиклерикальных трудов. Если не надевать очки либеральной трактовки, а просто проанализировать сказку, то увидится и нечто иное. Первое. Пушкин ни словом не издевается над Церковью. Второе. Да, поэт смеется над священником, но и отражает жизнь его достаточно подробно. Священник вынужден иметь домашнее хозяйство. А, извините, каким образом семейство-то кормить? Явно приход бедный, а уж о скудности содержания, выделяемого государством, и говорить-то не стоит. К тому же Церковь во времена Екатерины Второй лишили земельных владений, благополучно розданных дворянам. Не жадность заставляет попа искать работника «не слишком дорогого», а обстоятельства. Кто-нибудь решит предложить батюшке самому управляться с хозяйством. Ну, так это явно будет перебором в стиле гоголевского Манилова. Тогда уж Балде, что, литургию служить?

И нельзя обойти вниманием такой факт: дворянство в качестве плотников, конюхов и т. д. использовало труд крепостных. Откуда крепостные у обыкновенного попа? Балда же тоже не крепостной («…Идет, сам не зная куда»). Услуги вольнонаемного в XIX веке стоили достаточно высоко. И вообще, Балда хитер, трудолюбив, на все руки мастер, но вот не живет на одном месте, то есть типичный представитель «гультяев». Расправа над «стариком» совсем не красит Балду и не вызывает восторга. Балда лишен одного из главнейших человеческих чувств – сострадания. А нравоучение Балды в конце сказки отнюдь не крестьянское, а дворянское (господа дворяне за дешевизной не гнались, статус обязывал к мотовству).

Третье. Пушкин менял свои взгляды по мере роста осознания жизни. И мне мнится, что после «Капитанской дочки» вряд ли бы Александр Сергеевич написал что-то вроде упомянутой выше сказки. Чем-то Балда неуловимо похож на Швабрина. Швабрину же сопереживать невозможно.

Всякий современный борец с «клерикализмом» знает «Сказку о попе и работнике его Балде», но вряд ли он процитирует следующие строки из А. С. Пушкина: «Издатель «Словаря о святых» оказал важную услугу истории. Между тем книга его имеет и общую занимательность: есть люди, не имеющие никакого понятия о житии того св. угодника, чье имя носят от купели до могилы, и чью память празднуют ежегодно. Не дозволяя себе никакой укоризны, не можем, по крайней мере, не дивиться крайнему их нелюбопытству».

Здесь Пушкин пишет об обществе дворянском, обществе балов и салонов. Но и в XXI столетии «нелюбопытство» распространено чрезвычайно обширно (хотя балы и салоны заменены на «тусовки»), оно охватывает и творчество нашего великого поэта. «Нелюбопытство» доходит до грандиозной глупости, когда из Александра Сергеевича лепят русофоба и атеиста.

«Но всем «нелюбопытным» Пушкин ответил сам: «Я далек от восхищения всем, что я вижу вокруг себя; как писатель, я огорчен, как человек с предрассудками, я оскорблен; но клянусь вам честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, ни иметь другой истории, чем история наших предков, как ее послал нам Бог», - заявляет Александр Гончаров.