Тринадцать лет – это совсем немного для жизни человека. Но этих лет оказалось достаточно, чтобы некоторые из подданных русского самодержца забыли о тех торжествах и о той радости, которая царила в Российской империи на заре двадцатого столетия. О рождении долгожданного наследника благовестили церковными колоколами, возвещали выстрелами из пушек, небо расцвечивали яркими салютами. В честь этого важнейшего события народу даны были различные льготы, денежные пожертвования общественным объединениям, объявлена амнистия заключенным.

Рождения наследника Россия ждала почти десять лет. Его вымолили у Господа Бога. При молитве же младенца нарекли Алексием. "Я тогда сказал государю, – вспоминал генерал Раух, – что имя Алексей носил один из великих собирателей земли Русской из дома Романовых, царь Алексей Михайлович, царствование которого было славно для России, на что государь сказал: "Да, вы правы; я же со своей стороны, желаю лишь одного, это – чтобы наследник дал России в лице своего сына второго Петра Великого".

Шли дни, недели, месяцы. Венценосные родители, приближенные к ним люди, слуги не могли нарадоваться на улыбчивого младенца. Сами собою рождались ласкательные имена: Солнечный луч, Агунюшка, Беби, Наше маленькое сокровище. "Цесаревич был в то время самым дивным ребёнком, о каком только можно мечтать, с своими чудными белокурыми кудрями и большими серо-голубыми глазами, оттенёнными длинными загнутыми ресницами. У него был свежий и розовый цвет лица здорового ребёнка, и когда он улыбался, на его круглых щёчках вырисовывались две ямочки…"

Но совершенная радость эта скоро омрачилась осознанием: русский царевич унаследовал от своей августейшей матери страшную болезнь – гемофилию. Малейшая царапина для больных гемофилией может оказаться смертельной. Кроме того, оболочка артерий и вен у них так хрупка, что всякий ушиб, резкое движение или напряжение вызывают разрыв сосудов и внутреннее кровоизлияние и приводят к роковому концу. Вот какова была болезнь, которой страдал наследник Российского престола, постоянная угроза для жизни тяготела над ним. Агунюшку нужно было окружать в первые годы его жизни особым уходом, стараться предупреждать всякую случайность.

Словно в сказке о спящей принцессе, взрослые убирали и прятали все острые и колющие предметы из спальни царевича. К нему были приставлены два матроса с императорской яхты: боцман Деревенко и его помощник Нагорный, которые по очереди должны были за ним следить. Всегда рядом была и его няня, Мария Вишнякова, и императрица Александра Феодоровна старалась как можно больше быть вместе со своим единственным сыном.

Государь же Николай II – любимейший папа – часто брал с собою цесаревича в поездки по империи, полагаясь всецело на волю Божию…

Однажды на одной из станций, мимо которой проезжал царский поезд, к императору подошёл с просьбой один из железнодорожных чиновников. Он был обременён большим семейством, жалованья ему на нужды домочадцев не хватало. Государь выслушал просителя и сказал: "С этого дня ты будешь получать от меня ещё 30 рублей в месяц". Маленький цесаревич, стоявший рядом с отцом и внимательно слушавший просителя, положил ему на руку свою маленькую детскую ручку и сказал: "А от меня будешь получать сорок".

Эти прекрасные чувства: отзывчивость, доброту, благородство, умение сопереживать царственный отрок пронесёт через всю свою короткую жизнь. А через четыре года после той встречи на станции он, задумчиво глядя в окно Александровского дворца, скажет своему наставнику: "Когда я буду царём, в России не будет бедных и нечастных…"

Хрустальная душа

"У него была большая живость ума и суждения и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе…" – напишет в своих воспоминаниях П.Жильяр, учитель царских детей.

Душа юного наследника была отзывчива на боль и страдания других, потому что он сам многое перенёс в детстве, несколько раз был на грани жизни и смерти. В восемь с половиной лет он ударился левым бедром о край лодки. Началось внутреннее кровоизлияние, потом появилась опухоль, могло начаться заражение крови. У маленького страдальца поднялась температура до 39,6 градуса, детское сердечко слабело. Положение было крайне тяжелое. Царская семья находилась в это время вдали от столицы, в Спале (на территории нынешней Польши). Спешно были вызваны из Петербурга доктора, но для их приезда требовалось время.

"Ребёнок стонал, – вспоминали придворные, – голова лежала на руках матери, и бескровное личико было почти неузнаваемо. Он иногда переставал стонать и произносил слово "мама", точно стараясь выразить этим свое страдание и тоску. Мать целовала его волосы, лоб, глаза, стараясь лаской своей облегчить его страдания… Государь тоже пользовался каждой свободной минутой, чтобы заходить к сыну; он старался его развлечь и утешить. Время от времени приотворялась дверь, и одна из Великих княжон подходила на цыпочках к брату, целовала его, точно принося с собою луч света и здоровья. Ребёнок на минуту открывал глаза, уже сильно подведенные страданием, и снова их закрывал".

Несколько месяцев Солнечному лучу пришлось соблюдать постельный режим. Но как только он чувствовал себя получше, оставаться в постели ему было так же трудно, как пребывать на одном месте непоседливому солнечному зайчику.

После выздоровления его возобновились серьезные занятия. Русский царевич усердно изучал Закон Божий, русский, французский и английский языки, арифметику, историю, географию. Сама императрица читала и учила с сыном молитвы, знакомила его с жизнью и учением Господа нашего Иисуса Христа. Ученик оказался очень способным и замечательно умным.

Налаженный ход занятий нарушил очередной приступ болезни. Подвижный наследник влез на скамейку, поскользнулся на ней и упал, стукнувшись коленкой об угол. "На следующий день он уже не мог ходить. Ещё через день подкожное кровоизлияние усилилось, опухоль, образовавшаяся под коленом, быстро охватила нижнюю часть ноги. Кожа натянулась, стала жёсткой под давлением кровоизлияния, которое стало давить на нервы и причиняло страшную боль, усиливающуюся с часу на час".

Государь писал своей матери, вдовствующей императрице Марии Феодоровне: "Дни 10-23 были самыми тяжёлыми. Бедняжка сильно страдал… Он почти не спал всё это время, не имел сил плакать и долго стонал, повторяя всё время одни и те же слова: "Господи, сжалься надо мною!.." Я с трудом мог оставаться у него в комнате, но должен был сменить Аликс, которая совершенно выбилась из сил, проводя у его постели все ночи напролёт…

Теперь, слава Богу, опасность миновала".

Золотое правило Александра III

Александр III – дедушка последнего русского царевича до рождения его, как и до рождения всех дочерей Николая и Александры, не дожил. Но всё то, что завещал он сыну своему и преемнику, свято и неукоснительно выполнялось.

В семье Николая Александровича следовали золотому правилу воспитания, которое главенствовало в Аничковом дворце, по которому воспитывались будущий самодержец всея Руси, его братья и сёстры. Правило это было сказано учительнице Ники и Георгия, второго сына Александра Александровича, так: "Ни я, ни Мария Феодоровна не желаем делать из них оранжерейных цветов. Они должны хорошо молиться Богу, учиться, играть, шалить в меру. Учите хорошенько, спуску не давайте, спрашивайте по всей строгости законов, не поощряйте лени в особенности… Повторяю, что мне фарфора не нужно. Мне нужны нормальные русские дети".

Это правило не делало исключений и для его внука, Алексея Николаевича. Тем более после того, как Солнечному лучу исполнилось десять лет, слава Богу, тяжёлых приступов болезни не повторялось, цесаревичу было предоставлено больше самостоятельности. Но другое испытание было уготовано ему, его семье и всей России – испытание войной. В 1914 году началась Первая мировая. Через несколько месяцев после её начала и нескольких поражений русской армии царь принимает решение и берёт всю ответственность на себя – он становится верховным главнокомандующим и много времени проводит на передовой. Его одиннадцатилетний сын тоже рвётся на фронт. 1 октября 1915 года они вместе уезжают в Ставку. В первом письме государыня пишет своему августейшему супругу: "Всегда то же страдание расставаться с тобой, а теперь ещё с Беби, в первый раз в жизни, это нелегко, это страшно тяжело. Но за тебя я радуюсь, по крайней мере. Ты не будешь совсем один, а как наш Агунюшка будет горд, что едет с тобой и нет никого из нас, женщин, около него. Совсем большой мальчик. Я уверена, что войска будут счастливы, когда до них дойдёт известие, что он с тобой…"

Государыня оказалась права, воины воодушевились, когда узнали о приезде царевича. Царственный отрок появлялся вместе с отцом – верховным главнокомандующим на различных участках фронта. После смотра государь обычно вступал в разговор с солдатами, расспрашивал их о боях, в которых они участвовали. И внимательно выслушивал их рассказы, так же, как и сын. Такое монаршее внимание простым солдатам было несказанно приятным, такое общение милостью Божией – считали они. После ухода августейших собеседников солдаты долго обменивались впечатлениями о будущем русском царе, о его юном возрасте, о высоком росте, красоте, внимательности и вдумчивости. Но особенно их поражало то, что наследник одет в простую солдатскую форму, только размером отличавшуюся от той, которую носили они сами…

Весь 1916 год, с небольшими перерывами, царевич провёл в Ставке и в разъездах с отцом и, он очень за эти месяцы возмужал, а ведь ему было всего лишь двенадцать лет. На войне свой счёт времени. "Мы радовались, – говорила после пребывания в Ставке Анна Танеева, – глядя на Алексея Николаевича. Любо было смотреть, как он вырос, возмужал и окреп; он выглядел юношей…" А мама-императрица, разглядывая его фотографию, присланную из Ставки, восклицала: "Как Алексей вырос! Нет больше детей".

Жертва непорочная, Богу принесённая

Детство, отрочество сына и юность дочерей были скомканы мировой войной, Февральской революцией 1917 года, предательством министров, генералов, вынужденным отречением державного отца от престола, арестом всей семьи. В это же время в Александровском дворце свирепствовала корь. Вроде бы детское заболевание, но царевич и царевны переносили его очень тяжело. Господь попустил, чтобы эти физические страдания отвлекали от неимоверных душевных.

Перед арестом царской семьи все придворные и слуги были предупреждены: если они останутся во дворце, то будут арестованы вместе с царской семьей. Большинство из предупреждённых поспешили удалиться. А боцман Деревенко перед тем, как уйти из дворца, унижал наследника, своего бывшего воспитанника, заставляя исполнять все свои прихоти. Мальчик ещё не оправился от болезни, чувствовал себя неважно и был весьма удивлён такой резкой переменой и хамством в поведении дядьки. Это уже потом станет известно, что боцман Деревенко оказался большевиком и вором.

Но это было только начало. Через несколько недель, весной 1917 года, царевич увидит бессмысленный расстрел козочек Александровского парка и лебедей Царскосельского пруда. Так будут забавляться пьяные солдаты-охранники. Время жестокости, подлости и цинизма продлится для наследника русского престола до рассвета 17 июля 1918 года.

Притеснения, издевательства день ото дня усиливались. В Тобольске было хуже, чем в Царском Селе, в Екатеринбурге гораздо хуже, чем в Тобольске. Незадолго до той роковой ночи цесаревич сказал: "Если будут убивать, то только бы не мучили".

Но их мучили. Изощренно и долго. Истязали одних, а другие были невольными свидетелями этих истязаний. И ещё вопрос, что тягостнее: переносить неимоверную боль самому или видеть, как безжалостно наносят многочисленные раны твоим близким и родным…

Святая София была только свидетельницей того, как палачи издевались над её дочерями: Верой, Надеждой и Любовью. Но от увиденного и разорвалось её любящее материнское сердце… Тела же последнего русского цесаревича, его августейших родителей, сестёр и верных слуг были так обезображены и изуродованы, что их уничтожали огнём и серной кислотой. А один из участников ритуального убийства самодовольно заявил: "Мир никогда не узнает, что мы делали с ними". И после содеянных злодеяний враги Православной Великой России не успокоились, очерняли всё, что было связано с Божиим Помазанником и его семьёй.

Но уже через несколько недель после убиения царственных мучеников и страстотерпцев русские люди начали разбирать дощечки в подвале Ипатьевского дома, обагрённые царской кровью, и хранить их как величайшие святыни…

+ + +

"Когда я умру, поставьте мне в парке маленький каменный памятник", – просил родителей в 1912 году восьмилетний цесаревич, тяжело страдая от сильнейшего приступа гемофилии.

Сейчас на месте убиения его и всей державной семьи высится прекрасный храм, а на месте, где сжигали их тела – православный монастырь.

В Александровском дворце Царского Села – музей, здесь посетителям рассказывают про царскую семью и показывают те немногие сохранившиеся вещи, которыми пользовались последние хозяева дворца при жизни. Удивительно, но больше всего сохранилось вещей и игрушек царевича Алексея.

Вероника Джавадова

Царское Село – Санкт-Петербург – Белгород

Опубликовано в "Белгородских епархиальных ведомостях"