В сообщении, подготовленном Татьяной Черных, говорится: «Православная церковь имеет древнюю традицию, которой нет больше ни в одной христианской конфессии. Эта традиция – старчество. В мирской литературе только однажды – в «Братьях Карамазовых» Достоевского – дается образ старца Зосимы. Писатель вывел его в романе после своей личной встречи со святым старцем Амвросием Оптинским. 

Только после долгих лет монашеского делания, молитв, поста и покаяния дается немногим Божиим избранникам такая благодать Святого Духа – быть старцем. Нет на это специального чина, никто из владык церковных не может старца рукоположить. Избрание на это делание тайно и сокровенно, но молва о старцах идет из храма в храм, из монастыря в монастырь, и отовсюду стекаются к ним люди за советом и помощью.

Два таких удивительных человека жили во второй половине ХХ столетия на Белгородской земле. Это старец Серафим Тяпочкин, служивший в посёлке Ракитное, и старец Григорий (Давыдов)».

Татьтяна Черных рассказывает: «Отец Григорий был духовником отца Серафима в монашеском постриге. Так как отец Серафим был женатым священником, только после лагерей, после смерти жены в 1960 году он принял монашество. Отец Григорий был монахом с 16 лет, то есть ко времени пострига отца Серафима у него уже был большой опыт.

С 1957 по 1987 годы, до дня своей кончины, старец Григорий был настоятелем храма во имя Покрова Богородицы села Покровка Ивнянского района. Имел он духовное общение с известными старцами - архимандритом Иоанном (Крестьянкиным) из Псково-Печеркой Лавры и архимандритом Кириллом (Павловым) из Троице-Сергиевой Лавры, который не раз бывал в Покровке.  

И сегодня много паломников издалека спешат на службу в этот благодатный храм, приезжают поклониться могиле старца. У входа в храм установлен памятник ему.

В конце 1950-х годов здесь начал служить старец Григорий, тогда еще – иеромонах Геннадий. Имя Григорий он принял при постриге в схиму - высший ангельский  образ - за два года до смерти. Тогда храм был полуразрушен, он чудом уцелел, поскольку стоял на месте самых ожесточенных боев на Курской дуге. Крыша была разбита, в алтаре лежал снег. Отец Геннадий и только один его помощник, иподиакон Феодор, всё восстанавливали своими руками».

В «АиФ» отмечают, что «В жизнеописании старца, изданном в 1997 году Свято-Троицкой Сергиевой Лаврой и составленном священнослужителем Белгородской епархии Сергием Клюйко, говорится, что батюшка было монахом от юности -  уже в шестнадцать лет, в 1927 году, он в виде исключения был пострижен в монашество в Площанской пустыни.

Родом он был из Орловской губернии. Прошел время гонений на церковь, каторгу на Колыме, скитания по епархиям в безбожные шестидесятые годы. Начав служение в Покровке, старец стал духовником клириков Курско-Белгородской епархии.

В книге, составленной отцом Сергием, вспоминается масса случаев того, как вёл себя и как действовал отец Григорий при жизни – ведь священник долгие годы знал старца лично.

«Каких грехов у нас нет? Только тех, которые не существуют, - поучал старец. – Но какие Господь не прощает? Только нераскаянные».

И если видел, что человек неискренне говорит на исповеди «Простите», говорил: «Бог простит и прохворостит».

Старец, пройдя сталинскую каторгу на Колыме за «антисоветскую деятельность», приобрел хвори, которые не оставляли его потом всю долгую жизнь. Как говорится в жизнеописании, за годы каторги и ссылки отец Геннадий так изменился, что его не узнала родная мать. Отбыв более одиннадцати лет на Колыме, батюшка смиренно говорил: «Те, которые были праведниками, сподобились мученического венца, а мы страдали за свои грехи».

Татьяна Черных сообщает, что «Мать схиархимандрита Григория была глубоко религиозной женщиной – она воспитала сына в патриархальном духе, научила крестьянскому труду. Он всю жизнь не боялся никакой работы, более того, любое занятие ему было интересно. Он умел шить, вышивать, вязать, ткать, готовить. Уже с высоты прожитых лет он наставлял своих духовных чад: «В жизни нужно браться за всё, ибо не знаешь, какие умения могут тебе пригодиться в будущем».  Знание многих ремёсел спасло ему жизнь, когда он оказался на Колыме.

С началом гонений на церковь иеромонах Геннадий решил, то не покинет храм и будет служить столько, сколько даст Бог. Однажды к нему пришли чекисты с обвинением в антисоветской деятельности. Тут же, не делая обыска, взяли у него Служебник, в котором оказалась вклеенная листовка.  Батюшка тогда сказал: «Я знаю, кто это сделал. Лет через десять я вернусь, а человека, который к этому руку приложил, уже не будет». И действительно, секретного сотрудника, тайком вклеившего листовку, расстреляли в 1941 году.

11 месяцев, пока шло следствие, отец Геннадий сидел в одиночке. Его пытались склонить к предательству, сломить силы и волю, но не добились никаких признаний. он был осуждён и 10 лет провёл на Колыме.

Одним из самых горестных испытаний стала дорога на Колыму.  Заключённых везли на пароходе в трюме, среди них было много политических, но были и уголовники. В трюме – темень и духота, воды не хватало, а из еды давали только селёдку. Половина людей по дороге умерла от жажды и недостатка воздуха.

Заключённых выгрузили прямо на снег – ни жилья, ни тёплой одежды. Всех распределили на работы: кого на прииски, кого не лесоповал.  Отцу Геннадию пришлось испытать муку лесоповала: дневная норма доходила до 12 кубов. Его часто выбирали дневальным: он умел так поставить дело, чтобы еды хватало всем, умел усмирить уголовников. 

Болезни, приобретённые в лагере, стали давать о себе знать, и батюшка всё чаще попадал в лазарет. Главврач, заметив, что он хорошо вышивает и вяжет, оставил его при больнице. Затем его забрал к себе начальник прииска, у которого он стал заниматься воспитанием детей и всей домашней работой.  В лагере было много священников, архиереев, батюшка стремился, как мог, помогать им всем».

Отмечая Дар слова и прозорливости старца в «АиФ» поясняют, что «Вернувшись после каторги в родные места, после многих скитаний, в 1957 году он получил приход  на Белгородчине, в Покровском храме. С самого начала служения к отцу Геннадию потянулся народ. По рассказам духовных чад старца, он обладал особым даром слова: его проповеди были просты и одновременно глубоки.

«Человек, который не оставляет грехов, даже если и кается в них, подобен морю, которое, хотя в него и впадает много рек, всегда остается соленым, и вода в нем непригодна для питья, - поучал батюшка. - Ионафан, сын Саула, чуть лизнул меду и едва не поплатился жизнью. Сладок грех – лизнул, а потерять можно Жизнь Вечную. Человеку дан от Бога разум, который он может использовать во зло или на добро. Если к человеку попал нож, он может им резать хлеб, а может и кого-нибудь убить. Так и мы свои способности вольны использовать на добро или во зло».

Старец несомненно обладал даром прозорливости: ему были открыты внутренне состояние души исповедника, его грехи, многие житейские события. Однажды у него спросили, можно ли отпеть священника, который якобы покончил жизнь самоубийством.

Батюшка отложил ответ до утра, а на следующий день сказал, что его нужно обязательно отпевать как убиенного. Впоследствии оказалось, что этого священника задушил староста храма.

Одна женщина, придя к старцу, осудила кого-то из духовенства. Батюшка сказал ей: «Давай лучше помолимся за него». Поставил ее рядом с собой на молитву и три часа молился. После этого желание осуждать священство у нее пропало».

В «АиФ» подчёркивают: «Посылал старец и к врачам, благословлял, если это было необходимо, делать операции, однако требовал перед этим серьезно исповедаться, причаститься, пособороваться, отслужить молебны. Сам он никого не исцелял явно, но по его молитвам многие получали облегчение при самых тяжких недугах.

У женщины, матери пятерых детей, был рак в запущенной форме. Когда она приехала к батюшке, он, не зная ее, назвал по имени и благословил сделать операцию. После операции она прожила ещё долгие годы. Двое хирургов, столкнувшись с этим чудом, впоследствии приняли Святое Крещение.

В ночь кончины старца, 19 июля 1987 года, одной из его близких духовных чад приснился сон: падает огромный дуб, а вокруг него остаются еще множество цветущих деревьев. И действительно, старец оставил после себя много учеников, своих последователей, клириков и мирян. Старца погребли, где он сам определил, – перед алтарем Покровской церкви.

Он так учил своих духовных чад: «Спастись можно только в церкви. Если ты вскочил в переполненный автобус, то хотя тебя и давят со всех сторон, ты все-таки едешь. Так и церковный человек: хотя и имеет искушения, но с Божией помощью он преодолевает всё».

Фото: Белгородская епархия