Как поясняется в сообщении, подготовленном Тамарой Акиньшиной, «Единственный уцелевший – жители Великомихайловки гордятся своим храмом. Здание храма из красного кирпича с высокой колокольней привлекло корреспондентов «Белгородской правды» своей величественностью»

Тамара Акиньшина пишет: «Купола храма Святителя Николая Чудотворца видны из любой точки села. И в какую бы сторону ты ни ехал, они словно следуют за тобой и притягивают взгляд. Сопротивляться бесполезно. В этом мы убедились на собственном опыте.

В селе Великомихайловка Новооскольского округа мы оказались проездом пару месяцев назад. Храм возник на нашем пути по дороге в Белгород. Мы ахнули от восхищения, остановились, сделали пару кадров «на потом» и уехали. Но с того дня образ старого храма то и дело всплывал в памяти. И мы решили вернуться.

Пока ждём батюшку, молча рассматриваем здание. Табличка на фасаде гласит, что храм был построен в 1900 году и является памятником архитектуры. Только ему – самому молодому из трёх храмов когда‑то большого села – удалось выстоять и пережить революцию, Гражданскую войну и Великую Отечественную, годы советской власти. Более старые Успенский и Казанский храмы после 1917 года были закрыты и разграблены, а уже в послевоенное время их разобрали на стройматериалы.

«До революции 1917 года слобода Велико-Михайловка была одним из самых густонаселённых пунктов Курской губернии. В её истории были периоды, когда число жителей почти в два раза превышало население уездного города Новый Оскол. Купеческая, торговая, мастеровая Велико-Михайловка была крупным экономическим центром нашего края. Этим и объясняется такое большое для села число церквей», – свидетельствует историк, начальник управления по делам архивов Белгородской области Павел Субботин.

В начале прошлого века приход одного лишь Николаевского храма составлял более 2 тысяч человек. При нём действовали земская и церковно-приходская школы. Революция всё перевернула. Новая власть закрыла храм. Церковная утварь, колокола и иконы были утрачены. Не уцелели даже водостоки: от них остались лишь металлические держатели.

Здание служило гаражом для автоколонны и постепенно разрушалось и ветшало.

Во время Великой Отечественной войны богослужения в храме возобновились, хотя в этих местах и стояли немцы да венгры. Снаружи кирпичные стены в шрамах от пуль, немецких или советских – неизвестно.

После войны местные жители стали потихоньку восстанавливать храм, обновили роспись стен. В середине 1980-х в храме поменяли полы, а в 2003 году случилась последняя в современной истории волна реставрации».

«Сейчас самые проблемные места – купола, крыша и пол. Масштаб ремонтных работ большой, денег требуется немало – наверное, поэтому никто не хочет браться», – рассказывает батюшка Дмитрий Хоменко. 

В «Белгородской правде» отмечают: «Шутка ли: за один купол строители насчитали около 5 млн рублей – столько стоит сделать деревянный каркас и обшить его металлом. Но отец Димитрий не унывает и надеется, что спонсоры для такого большого дела найдутся. А пока занимается не менее важным мелким ремонтом. В этом году, например, в храме удалось поменять окна: старые деревянные рамы рассыпались и не держали тепло. Зимой из‑за этого приходилось в буквальном смысле отапливать улицу. С новыми пластиковыми окнами в здании хотя бы не гуляют сквозняки. Деревянный пол сохранился неплохо, но доски, покрашенные коричневой краской, скрипят на все лады и играют под ногами.

«Они крепкие, дубовые. Просто кривые», – разводит руками батюшка.

Потолок храма украшают поблёкшие от времени росписи. Стены на 1,5 метра от пола покрыты масляной краской – ещё одна головная боль батюшки. Удалить бы это советское интерьерное решение, да как?

Над некоторыми большими иконами сохранились подъёмные ролики: по всей видимости, когда‑то там крепились лампадки, которые можно было опустить вниз на верёвке и зажечь».

«А вот такое необычное у нас паникадило», – улыбается отец Димитрий и одной рукой легко опускает вниз огромный круглый светильник.  Вернуть его обратно так же просто – достаточно лишь подтолкнуть люстру к потолку, а подъёмный механизм сделает своё дело. Кое‑где фольга осыпалась, обнажая деревянную основу. Она же покрывает тускло блестящий иконостас, который изначально был белым.

«В храме мало что осталось от старых времён. Всё в советское время растащили. Иногда бабушки умирают, и их родственники приносят иконы. Мы берём. Они хоть и старые, но исторической ценности не имеют», – говорит батюшка.

Тамара Акигьшина сообщает, что «Сам отец Димитрий не местный, он родом с Украины. На великомихайловский приход его назначили совсем молодым, практически сразу после выпуска из белгородской семинарии. И служит он здесь уже седьмой год.

«Село у нас сравнительно большое, в храм постоянно ходит 30-40 человек, на праздники бывает и больше. А на первую мою большую службу – она была на Покров – полсела пришло. Все хотели посмотреть на нового батюшку», – улыбается он.

Прихожане в основном люди в возрасте. И их ряды стремительно редеют. Село, по словам батюшки, вымирает – в год случается до 80 похорон. Молодёжь в Великомихайловке есть, и много, но помолиться захаживает нечасто.

«Даже за деньги поработать для храма не соглашаются, не говоря уже про бескорыстную помощь», – разводит руками отец Димитрий».

Тамара Акиньшина рассказывает, что «при храме работает воскресная школа, есть детский и взрослый хоры. А ещё имеется своя просфорная. В день нашего приезда там вовсю кипела работа. За пару часов, что мы были в храме, женщины в белых фартуках и косынках напекли горы просфор. Они остывали в больших деревянных коробках, дно которых было застелено чистыми полотенцами.

 «Прихожанам печём – они столько заказывают», – включается в разговор пономарь храма, представившийся Геннадием Дорошиным. 

Он не только руководит процессом выпечки, но и помогает батюшке на службе в алтаре.

«Вся наша жизнь связана с храмом», – просто говорит Геннадий Васильевич и рассказывает, как пришёл к Богу. 

Произошло это в 1990-х. Жил он тогда в Калининграде, имел свой янтарный бизнес. И вдруг снится мужчине сон, предсказывающий смерть. А на следующий день Геннадий Васильевич чуть не погиб в автокатастрофе.

«И сразу после этого пришла мне мысль в храм пойти. Сейчас понимаю: если такое происходит – бежать в храм надо! Это ангел подсказывает», – говорит Дорошин.

Спустя несколько лет Геннадий Васильевич с женой и детьми приехал в родной Новооскольский округ. Сам он из соседнего с Великомихайловкой села Богородского, но осесть решили здесь. Власти помогли многодетной семье с покупкой домика.

И Дорошенко пошёл помогать батюшке в великомихайловский храм.

«Смотрите, если просфора с подпалинками, значит, мука попалась некачественная. А если цвет ровный – хорошая», – поясняет пономарь, придирчиво рассматривая новую партию хлебных бочонков. 

И на прощание отсыпает нам на дорогу душистой выпечки».

Как подчёркивают в «Белгородской правде», «О послевоенной жизни храма Николая Чудотворца могут рассказать единицы. Мало осталось в Великомихайловке свидетелей тех лет. Мария Степановна Головчанская помнит его с начала 50-х годов прошлого века. Девчонкой она бегала из родной Татьяновки в Великомихайловку на работу – в швейную артель «2-я пятилетка». А с 1964 года перебралась сюда на постоянное жительство.

«Службы были, но в храм ходить запрещали. Правда, я всё равно ходила украдкой с бабушкой. И сына своего здесь крестила тайком – муж даже не знал, он партийным был», – рассказывает она.

«А мой сын венчался здесь. Людей на службу после войны приходило много из соседних сёл – церквей же, кроме этой, не осталось в округе, – подключается к разговору соседка Марии Степановны – Вера Селиванова. – Пасхи обязательно святили. Но про детей, которые в церковь ходили, в школу сообщали».

Нынешнего батюшку обе женщины хвалят наперебой: молодой, а внимательный и уважительный.

«Если человек тяжело болеет, он причащает на дому – никому не отказывает», – говорит Мария Степановна.

«А порядок какой они навели вокруг церкви! Там же раньше трава росла, а сейчас – цветники. Матушка постаралась! – подхватывает Вера Ивановна. И заключает: – Кто приезжает, говорят: наша церковь – настоящая. А не то, что теперь понастроили новоделов».

«Мы уезжали из Великомихайловки с лёгким сердцем. Будто выполнили трудную, но очень важную миссию. И долго ещё в зеркале заднего вида маячили купола Свято-Николаевского храма – прощаясь и приглашая приехать вновь, когда чьё‑то щедрое пожертвование вновь зажжёт их золото», - пишет Тамара Акиньшина

Фото: Павел Колядин

Александр Егор. Черкасов в комментарии к электронной версии сообщения «Белгородской правды» рассказывает: «Рядом с храмом находилась моя первая школа (мой первый класс-1962 год). Детей тогда было так много,что ,кроме той самой знаменитой средней школы,в округе действовали несколько начальных.Да и классы были с параллелями с наполняемостью по тем нормативам до 42 человек.В этом году из 11 класса выпускается всего 4 выпускника.Такая вот оптимизация.А что касается храма,то и в те(советские) времена он продолжал действовать,прихожан было много и никаких стеснений ни моя бабушка,ни мои тётушки не испытывали.Храм поражал своим величием и монументальностью.И тогда,и сейчас...А ещё,правильно подчёркнуто,к настоятелю храма всегда предъявлялись высокие моральные требования.И среди них,конечно были такие,которые высочайшее уважение жителей села,прихожан.Один из них захоронен рядом с храмом.А отцу Дмитрию пожелаем силы духа и помощи Божией во всех благих делах».