В сообщении, которое подготовила Анна Черкашина, говорится о том, что рассказал журналисту «Белгородских известий» неназванный священник, «два года регулярно ходивший служить на зону член комиссии по тюремному служению – о религиозной жизни за колючей проволокой.

«Священник я достаточно опытный. Служу уже много лет, и чем‑то удивить меня сложно. Но когда я получил от митрополита Белгородского и Старооскольского Иоанна назначение на тюремное служение, то думал, что всё будет намного проще. За прошедшие годы мне много чего приходилось слышать на исповеди… Но когда в первый раз пришёл в храм в честь великомученика Георгия Победоносца, находящийся в колонии строгого режима в Сосновке, и стал исповедовать там, то восстанавливался после этого два дня. Ничего нового я не увидел, но сама духовная обстановка этого места, эта теснота на меня сильно повлияли. Через неделю опять была служба, и опять я пару дней восстанавливался. И только через некоторое время стал более-менее адаптироваться.

Я привык серьёзно относиться к исповеди, а там можно услышать страшные вещи. Вот приходит здоровенный детина. По пьяному делу он задушил свою жену – маленькую крошечку. Сначала избил её, она попала в больницу. Потом протрезвел, просил прощения. Она пришла домой. А он опять напился – и задушил её. Другой подходит и говорит: «Я отца зарезал». И на глазах у него будто плёнка. Такое состояние, которое невозможно описать, его чувствуешь физически. Начинаешь исповедовать, он говорит, и постепенно глаза проясняются. Он начинает оживать.

При хиротонии священнику дают благодать, как мусорной корзине всю эту грязь в себя забирать. Но если бы не помощь Божия, не знаю, как это можно выносить.

Поэтому у священников, которые много лет служат в тюрьме, вырабатывается некий иммунитет, они спокойно относятся ко всему. Постепенно и я стал спокойнее относиться. А ведь здесь много разных моментов… Но даже за время моего служения есть несколько бывших заключённых, которые сделали выводы и в настоящее время живут по‑другому. Они встали на путь исправления, занимаются с детьми, внуками, радуют своих близких. Но их немного».

«На зоне около 1,5 тысячи человек, а в храм ходят всего 30–40. Процент очень небольшой. Почему так происходит? Не могу понять, почему многие не хотят идти в храм. Ведь это отдушина, возможность освободить душу от грехов в тюрьме, которая является средоточием зла. Тюремное служение необходимо и имеет большое значение. Такую работу ведут не только в Белгороде, но и в Старом Осколе, Валуйках, Новом Осколе. Конечно, чтобы принципиально переломить ситуацию в тюрьме, нужны люди невероятной духовной силы, праведники, какими были, например, Иоанн Кронштадтский или Амвросий Оптинский. В их присутствии человек уже начинал каяться и просить у Господа прощения…

Хорошо, что есть батюшки, которые занимаются этой работой, и у них что‑то получается.

Никто специально никого не зазывает и ничего не навязывает. Заключённые просто знают, когда проводят богослужение, и могут по своему желанию прийти.

Бывает так, что в жизни что‑то произошло, где‑то человек соприкоснулся с духовной благодатью. Мама ночью приснилась и сказала: «Иди в храм». И он пришёл, стал исповедоваться. Такое бывает, но редко… Загнать всех насильно в храм и начать что‑то рассказывать – бесполезно. Человек даже на свободе, когда приходит в церковь и старается жить по‑христиански, постоянно борется. А там человек уже заражён грехом и ему очень тяжело бороться с собой, ведь надо полностью менять образ жизни».

«Многие, когда находятся на зоне, очень правильно говорят, «поют песни». Но зачастую, как только человек выходит на свободу, всё опять встаёт на прежние рельсы. Вот один вышел, через дорогу перешёл, а идти ему некуда. Он разбил в палатке стекло, взял две бутылки пива, выпил – и его опять забрали полицейские. Или ещё пример. Вышел человек с хорошими намерениями, попытался, побился туда-сюда, на работу не берут. А раньше он принимал наркотики. Всё. Укололся – и опять полетел по наклонной.

Служение в тюрьме сложнейшее. Люди настолько бывают извращены. Но бывает и наоборот. Ведут себя благочестиво, не раз уже перечитали Евангелие. А у них пожизненное заключение. Ничего уже не сделаешь.

Ещё был случай. Подходит ко мне старичок, лет под 80. Говорит: «Батюшка, я отсидел за убийство. Но я не убивал. Меня подставили. Я там был, но я не убивал. Так вот, я все эти годы мечтал выйти, чтобы убить человека, который меня подставил». Две недели ему оставалось до конца срока. И настолько он себя за эти годы изъел мыслью о мести. Очень долго мы беседовали, он осознал свои грехи и в конце сказал: «Я не буду этого делать. Отказываюсь от мысли убивать». Но как сложилась его судьба, когда его освободили, я не знаю.

Учёт тех, кто после посещения храма в тюрьме встал на путь исправления, не ведут. Но по опыту скажу, что такие люди есть…

Конечно, есть люди, которые и не ходят в храм, но всё равно после заключения решают изменить жизнь в лучшую сторону. Отследить это сложно. Но тех, кто воцерковился в тюрьме и стал на путь исправления, можно теперь увидеть в храме в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих радость», находящемся возле колонии строгого режима в Сосновке, но уже за забором, на воле.

Там приход сформирован в основном из тех, кто побывал в тюрьме. Они могут общаться и получать духовную поддержку уже после освобождения. Да, оступаются. Бывает, человек запил или что‑то натворил. Но он осознаёт это, пытается исправиться. У кого‑то после тюрьмы жизнь, наоборот, налаживается. Один бывший заключённый открыл бизнес и теперь батюшке помогает. И такие истории бывают.

Но главное – что у освободившихся людей там есть община и духовная поддержка, которая помогает им держаться на правильном пути».

Фото Арсения Клюйко: митрополит Белгородский и Старооскольский Иоанн освящает храм в честь великомученика и победоносца Георгия в исправительной колонии в Сосновке