В сообщении, подготовленном по материалам книги духовника Марфо-Мариинского сестричества милосердия Белгорода, настоятеля Никольского храма в селе Никольское протоиерея Сергия Клюйко «Белгородский старец схиархимандрит Григорий (Давыдов)», говорится: «Схиархимандрит Григорий родился 20 января 1911 года (дата указана по паспорту, но она может быть неточной) в селе Жихорево Орловской губернии в благочестивой семье Ивана Федоровича и Анастасии Никифоровны Давыдовых.

В семье было десять детей. Отец будущего старца был краснодеревщиком и с артелью ходил на заработки. Мать схиархимандрита Григория, глубоко религиозная женщина, была воспитана в добром патриархальном духе.

Она вышла замуж по благословению родителей, почти не зная мужа, который после венчания увез ее в свою семью. С детства Григорий имел навык к крестьянскому труду, он умел готовить, шить, вышивать, ткать, вязать – словом, не боялся никакой работы. Более того, любое занятие вызывало у него интерес. Уже с высоты прожитых лет старец наставлял своих чад: в жизни нужно браться за все, ибо не знаешь, какие умения могут тебе пригодиться в будущем. Знание многих ремесел спасло ему жизнь, когда он оказался в ссылке на Колыме.

В семье неукоснительно соблюдались посты, не делали исключения и для грудных младенцев. С малых лет мать приучала детей к молитве. Дома, вставая перед иконами, она всегда ставила рядом с собой ребятишек и долго молилась. Быть может, она и не знала всех церковных молитв, но к Богу обращалась своими словами, от души. Так с малолетства у детей вырабатывалось огромное терпение, которое впоследствии помогало побеждать немощную плоть.

Иногда ходили пешком на богомолье в монастырь, постоянно посещали богослужения в своем приходском храме. Первое паломничество в монастырь Григорий совершил с родителями в семилетнем возрасте, они ходили за девяносто километров от дома, в Площанскую пустынь.

Вспоминая свое детство, старец, говорил, что в семилетнем возрасте он уже четко знал, что будет жить один, посвятит всего себя Богу, и сознательно готовился к этому. Уже в шестнадцать лет Григорий, в виде исключения, был пострижен в Площанской пустыни в монашество с именем Геннадий в честь константинопольского Патриарха.

Когда начались гонения на Православную Церковь и Площанскую пустынь закрыли, всех монахов выслали. Монах Геннадий оказался в Полтавской губернии, где пробыл три года. По возвращении он устроился работать в школу завхозом. Но чтобы избежать женитьбы, на которой настаивал директор школы, был вынужден покинуть село.

В Орле епископ Иннокентий (Никифоров) рукоположил его во иеродиакона и оставил служить в соборе.

Когда закрывали храмы, отец Геннадий старался спасать церковные сосуды и антиминсы. Для этого иногда приходилось идти на хитрость: под видом любопытствующего он заходил в храм, которые охранял часовой, проникал в алтарь и через окошко на улицу выставлял церковную утварь. Антиминсы он прятал на груди.

С началом сталинских репрессий отец Геннадий решил, что не покинет храм и будет служить столько, сколько даст Бог. Вскоре его арестовали, 11 лет он провел в тюрьме и лагерях. Но об этом времени батюшка смиренно говорил: «Те, которые были праведниками, сподобились мученического венца, а мы страдали за свои грехи».

За все годы ссылки отец Геннадий так изменился, что его не узнала даже родная мать. После скитаний тюремных начались скитания по епархиям.

В конце 1957 года отец Геннадий перешел в Курско-Белгородскую епархию. 30 лет вплоть до дня своей кончины в 1987 году старец был настоятелем Покровского храма в селе Покровка Ивнянского района. Полуразрушенный сельский храм стоял на месте самых ожесточенных боев на Курской дуге. Храм не отапливался, крышу покрывали листами металла от разогнутых корыт, зимой приходилось приспосабливаться, чтобы не замерзнуть. В морозы батюшка на груди держал грелку: лагерные болезни давали о себе знать. И все-таки в довольно короткое время храм был восстановлен.

Отец Геннадий стал духовником клириков Курско-Белгородской епархии. С самого начала служения отца Геннадия в Покровке к нему потянулся народ. К тому же батюшка обладал особым даром слова: его проповеди были просты и одновременно глубоки. В личных беседах он разрешал все недоумения. Иных вразумлял убеждением, других страхом, кому-то сам открывал их грехи, в которых они не могли признаться даже самым близким людям. Старец обладал талантом общения с людьми, высказывания его были предельно точны, глубоки, остроумны, доходили до самого сердца и западали в память. На исповеди батюшка часто говорил: «Каких грехов у нас нет? Только тех, которые не существуют. Но какие грехи Господь не прощает? Только нераскаянные».

«Человек, который не оставляет грехов, - поучал батюшка, – даже если и кается в них, подобен морю, которое, хотя в него и впадает много рек, всегда остается соленым, и вода в нем непригодна для питья».

Рассуждения о греховности, естественно, касались и загробных судеб. Старец объяснял: «Прохождение мытарств можно сравнить с подъемом по лестнице. Как по гнилой лестнице высоко не поднимешься, а свалишься и сломаешь себе шею, так и греховный человек не может пройти мытарства».

На исповеди он говорил: «Ионафан, сын Саула, чуть лизнул меду и едва не поплатился жизнью. Сладок грех – лизнул, а потерять можно Жизнь Вечную. Человеку дан от Бога разум, который он может использовать во зло или на добро. Если к человеку попал нож, он может им резать хлеб, а может и кого-нибудь убить. Так и мы свои способности вольны использовать на добро или во зло». Если старец видел, что кто-либо не приносит искреннего покаяния, а просто автоматически говорит «Простите», то отвечал: «Бог простит и прохворостит».

Старец несомненно обладал даром прозорливости. Ему были открыты внутренне состояние души исповедника, его грехи, многие житейские события. Однажды у него спросили, можно ли отпеть священника, который якобы покончил жизнь самоубийством. Батюшка отложил ответ до утра, а на следующий день сказал, что его нужно обязательно отпевать как убиенного. Впоследствии оказалось, что этого священника задушил староста храма.

Как-то к старцу приехал молодой человек за благословением на женитьбу. Показал фотографию невесты. Батюшка ему сказал: «Так она же без креста». Впоследствии оказалось, что девушка была некрещеной и даже сама об этом не знала.

Было и такое: приехала к батюшке некая раба Божия с просьбой помолиться о ее больной сестре, которая находилась при смерти. Он ей сказал: «Сестра твоя будет жить, а ты готовься». Так и вышло. Сестра выздоровела, а эта женщина через три месяца умерла. Ответы старца всегда отличались особой проницательностью.

Как в отношении духовной жизни, так и в мирских попечениях старец старался держаться золотой середины, или, как говорили святые отцы, «царского пути». Что качается болезней и лечения, то он часто посылал к врачам, благословлял, если это необходимо, делать операции, однако требовал перед этим серьезно исповедаться, причаститься, пособороваться, отслужить молебны. Сам он никого не исцелял явно, но по его молитвам многие получали облегчение при самых тяжких недугах.

Отец Геннадий был противником так называемых «отчиток» одержимых нечистым духом; говорил, что в древности многие священники могли изгонять бесов молитвой, а сейчас таких людей почти нет.

Будучи монахом, строгим подвижником, но живя в миру, старец был вынужден вникать во все тонкости мирской жизни; он знал, когда и что нужно сажать в огороде, как квасить капусту, мог приготовить вкусную скоромную еду. Многие из его духовных чад своим семейным благополучием обязаны именно ему. Старец смотрел на семью прежде всего как на малую церковь и, благословляя выбор жениха или невесты, исходил не только из общности их интересов, положения, но и из того, что ожидает семью в будущем.

Отец Геннадий строго подходил к молитвенному правилу. Иногда экзаменовал, просил сказать наизусть молитву «Пресвятая Троица…». Многие говорили: «Посети исцели немощи наша», – пропуская союз «и» между глаголами. Старец объяснял: «Когда мы говорим «посети и исцели», то просим милости, а когда опускаем союз «и», то требуем».

Вообще, он скрупулезно относился к произнесению молитвословий. Говорил: «Если твое имя будут коверкать, приятно тебе будет? А когда ты обращаешься к Богу, тем более нельзя делать ошибки».

В апреле 1985 года отец Геннадий был пострижен в схиму с именем Григорий архиепископом Курским и Белгородским Ювеналием (Тарасовым) (Ювеналий (Тарасов) родился в 1929 году, в 1953 году окончил Саратовскую духовную семинарию и рукоположен во пресвитера. В 1968 году пострижен в монашество, а в 1975 году рукоположен во епископа Воронежского, На Курской кафедре – с 1984 года).

В начале 1987 года батюшка совсем ослаб, часто поговаривал: «Иду ко дну». 19 июля было воскресенье. Днем батюшка принимал людей, давая самые необходимые советы. А вечером, около 22 часов, в полном сознании, тихо, с молитвой на устах батюшка отошел ко Господу».