В сообщении П.Ю. Субботина, начальника Управления по делам архивов Белгородской области, говорится: «Как и многим обителям в послереволюционные годы, Борисовскому женскому монастырю не удалось избежать притеснения со стороны советской власти. Несколько лет большевики буквально выживали монахинь, отбирая землю под любыми предлогами. А в итоге и вовсе закрыли, разобрав или разрушив большую часть построек.

В декабре 1926 года президиум Курского губисполкома разрешил продать часть строений монастыря жителям деревни Луговки, в которой незадолго до этого произошел пожар. Разрешили власти и продажу четырех корпусов монастыря для школьного строительства. В январе 1927 года губисполком разрешил госфондовой комиссии сдать часть бывших монастырских построек в аренду, а остальные продать. В марте было решено бесплатно передать часть зданий волисполкомам Грайворонского уезда «под культурно-просветительные учреждения».

Постепенно дошла очередь и до закрытых монастырских церквей. На заседании президиума Курского губисполкома 22 июля 1927 года губернский финансовый отдел поставил вопрос «О продаже на слом 2-х бездействующих церквей б. Борисовского монастыря». Губисполком таковую продажу разрешил, но на подготовку сноса двух церквей ушел целый год. Организация сноса была поручена Борисовскому волисполкому, а все работы и оплата за них должны были быть завершены в конце сентября 1929 года.

2 июня 1928 года Борисовский волисполком постановил: «Предложить Местхозу ускорить оформление заключения договора с УФО и приступить немедленно к проведению разработки церквей б. монастырского поселка, организовать работы так, чтобы ни в коем случае не было допущено лишения и вообще бесхозяйственной разработки и реализации материалов с указанных церквей… Предложить Местхозу установить строгий учет отдельных ассортиментов материалов, а также и вырученных от них средств, таким путем, чтобы вся эта работа проводилась зав. разработкой под контролем сметно-финансового стола ВИКа». Технический надзор за разборкой монастырских церквей возложили на волостного техника Мироненко, который, правда, пытался от этого поручения уклониться, но волисполком обязал его продолжить и завершить эту работу.

По воспоминаниям Григория Павловича Схаба, проживавшего тогда на территории заповедника, слом церквей начали с подрыва главной колокольни. Остальное разбирали вручную.

25 декабря 1929 года Белгородский окружной исполком констатировал, что из 24 оставшихся корпусов 13 зданий арендовали монахини, 2 здания занимал дом призреваемых, 3 корпуса населяли беспризорные и неимущие, в 5 домах располагалась зоопсихологическая станция, один большой дом разрушался, а бывший магазин был занят под мастерские. Церкви были сломаны, колокола проданы религиозным общинам.

Монахинь насчитывалось около 200 человек, они занимались изготовлением икон и других изделий. После обсуждения окружной исполком постановил проработать вариант использования бывшего монастыря под коммуны и колхозы, поставив вопрос о выселении монахинь и «возврате» построек.

Все послереволюционные годы количество монахинь и послушниц неуклонно падало. Многие послушницы вернулись в родительские семьи или вышли замуж. Кого-то из монахинь приютили сердобольные жители. Бывшие насельницы жили во флигелях в Борисовке и окрестных селах, занимались рукоделием и изготовлением бумажных цветов на продажу. Кто-то уехал в другие города. Так, например, бывшая ризничая Милитина (в миру Клавдия Федоровна Постникова) уехала в Ленинград к своему племяннику архимандриту Феодосию, служившему в Александро-Невской лавре. В марте 1932 года она была арестована по политической 58-й статье, но скоро отпущена. Часть монахинь возвратилась в родные города и села, до конца своих дней сохранив монашеский образ жизни.

И только совершенно старенькие, безродные и одинокие доживали свои дни на месте бывшей обители. Останки некогда знаменитой на всю Россию пустыни перешли в ведение заповедника и детского дома.

Одной из монахинь, покинувших закрытый монастырь, была Анна Васильевна Игнатова. Происходила она из деревни Игнатовки (Долгой) Старооскольского уезда. Как уже говорилось ранее, Борисовская пустынь была популярна среди верующих Старого Оскола, почему в обитель пришло много насельниц из старооскольских семей Соломенцевых, Игнатовых, Проскуриных, Рощупкиных и других. Неудивительно, что со временем в Тихвинскую пустынь пришла и Анна, принявшая там постриг.

Пребывая в обители, Анна не забывала о родных и несколько раз их навещала. В одно из таких посещений она взяла с собой племянницу Татьяну и устроила ее в монастырскую школу, где девочку обучили грамоте и украшению икон. После закрытия монастыря Анна Васильевна направилась в Киев, а Татьяна вернулась домой. С началом коллективизации Игнатовых раскулачили – отобрали имущество и скот, выселили из домов. Взрослых отправили в ссылку, а детей разобрали родственники. Татьяну не тронули, и она пришла к родственникам в Ездоцкую слободу города Старый Оскол.

Узнав о трагедии семьи, Анна Васильевна вернулась из Киева и взяла к себе на воспитание осиротевшую внучатую племянницу Валю. С двумя другими монахинями они жили в сторожке при Ильинской церкви слободы, где вместе пекли просфоры и ходили на богослужение. Когда из заключения вернулся брат Анны – Дмитрий Васильевич, они переселились в соседний поселок Углы. Здесь и встретили начало войны.

12 октября 1942 года немцы угнали пятнадцатилетнюю Валю в Германию. Когда она вернулась, Дмитрий Васильевич уже умер. С тех пор Анна Васильевна и Валя не расставались. Вскоре Валентина вышла замуж, но продолжала заботиться об Анне Васильевне.

Последние тридцать лет жизни матушки были тесно связаны с Ильинским приходом. Кроткая и набожная, она ходила в монашеской одежде и не расставалась с четками, была общительной и очень любила детей Валентины Тимофеевны, которым заменила бабушку.

Скончалась Анна Васильевна в 1966 году. Отпевал монахиню протоиерей Владимир Отт. Могила матушки расположена на старом городском кладбище Старого Оскола – от ворот налево, у кладбищенской стены».