Автор сообщения пишет: «Монастырские пещеры всегда являлись манящей и неразгаданной тайной для каждого верующего человека нашей огромной Родины. Самыми любимыми и святыми из таких пещер, конечно же, являются древние пещеры Киево-Печерской лавры с их храмами и длинными коридорами, мироточивыми главами и мощами святых угодников, их стариной и неизведанной тайной жития скрывавшихся от света земного подвижников-черноризцев.

Некогда каждый уважающий себя православный житель необъятной России шел в первую очередь к святыням Киева, матери городов русских: поклониться святым и святыням древних киевских пещер. Шел обязательно пешком, почитая за великий подвиг свое паломничество к небесным заступникам страны нашей, почивающих мощами в древней столице матушки-Руси.

В теперь далеком для нас XIX веке на просторах Черноземья, изобилующего меловыми холмами, некоторыми благочестивыми паломниками, поклонившимися киевским святыням, были предприняты попытки создать и свои местные пещеры по подобию и образцу древних. Простой народ, совершая воистину иноческие подвиги, достойные подражания, денно и нощно трудился во славу Божию. Наиболее известными, сохранившимися пещерами, созданными обычными крестьянами, является комплекс Белогорского скита в Воронежской области.

Еще одни пещеры, которым не суждено было дойти в целости до наших дней, были основаны жителями слободы Алексеевки (теперь – районного  центра  Белгородской области). Печальная история этого невероятного сооружения была описана в статье учителем А. Хреновским, опубликованной в Воронежских епархиальных ведомостях за 1875 год, и относится к пятидесятым годам XIX века.

Текст данной статьи с небольшими сокращениями и в современной редакции приводится ниже. Сама же статья так и называется: «АЛЕКСЕЕВСКИЕ ПЕЩЕРЫ»: «Уже более двадцати лет минуло с тех пор, как положено начало наших пещер купцом С. К. (к сожалению, полное имя неизвестно. – Прим. ред.), который посвятил свои труды народному образованию в слободе Алексеевке и в настоящее время является иеромонахом в афонском Андреевском скиту. Своим усердием в этом деле, а равно обходительностью и простотой, он вскоре заслужил репутацию прекрасного человека.

По местному выражению, С. К. «примонашивал»: налагал на себя посты, часто молился. Это, а равно и другие благочестивые качества еще более способствовали возвышению его в глазах нашего населения, в особенности женского. Наклонность его к паломничеству выразилась путешествием в древлепрестольный град Русского царства – златоглавый Киев. Здесь, поклонившись мощам святых угодников, почивающим в лавре и по монастырям, С. К. возвратился на родину с многочисленным запасом планов и снимков печерских келий, подземных сообщений, видов гор и прочего, что навело его, ревнителя уединения, на первоначальную мысль об устройстве чего-нибудь подобного и в слободе Алексеевке.

Грунт окрестностей – меловые горы – представлял самую удобную для осуществления такой мысли местность. Заручившись одобрением и обещанием

содействия многих местных обывателей-малороссов, которые с особенным сочувствием отнеслись к предпринимаемому благочестивому (по их убеждению) подвигу, С. К. не замедлил избрать неподалеку от центра слободы подходящее место: на крутой, вздымающей свои меловые верхушки горе над тихой, протекающей у подошвы реки Сосны, – что как нельзя более соответствовало пустынному назначению пещер. Принята была небольшая, впоследствии оказавшаяся излишнею, предосторожность против чьего-либо внезапного вторжения: в узкую прогалину, служившую входом, вставлена деревянная, изнутри и отвне замыкавшаяся дверь, под защитой которой совершалась неустанная, преимущественно ночная, работа. Пещера, несмотря на относительную высоту своего положения – около тридцати футов над уровнем реки – в половодье почти совершенно покрывалась водой, так что нужно было, переплыв на лодке, прямо пристать к двери. Так прошло несколько месяцев. Разумеется, слух о предприятии С. К. вскоре разнесся по слободе; многие приходили из любопытства, клали близ пещеры свечи, ладан и деньги.

Внутренность наших подземелий, рассказывают, первоначально имела такой вид: тотчас по входе – уступ; далее взорам наблюдателя представлялась обширная, в мелу высеченная зала, на переднем фоне которой рисовалась высокая колонна, поддерживающая потолок. Налево от колонны чрезвычайно узкий, не более чем в полтора аршина, проход извилистой лентой опоясывает три кельи. Расположенные на противоположной, правой, стороне кельи предназначены для ищущих спасения в уединении, вдали от мирского шума. Несравненно значительнее ширины длина этого прохода: простираясь в длину почти на сорок аршин, он разветвляется на несколько дорожек, в свою очередь пересекаемым по всем направлениям. В образующихся углах прорублены небольшие ниши в стене, где поставлены миниатюрные образа Спасителя, Богоматери, святых Антония, Феодосия и других святых с неугасимыми, день и ночь теплящимися пред ними, лампадами.

Также очевидцы передают, что распределение работающих было организовано самым правильным образом: тридцать человек расположены поочередно один за другим. Одни в молчании трудятся заступом; другие в заранее приготовленных решетах и корзинах передают набранную землю следующим – и так далее, пока не достигнут выходной двери. В то же время работающие со вниманием слушают читаемые товарищами акафисты, каноны и другое. Работы продвигались быстро и уже приходили к благополучному завершению, как вдруг непредвиденное, по-видимому, пустое обстоятельство, разрушило все надежды строителей. Нужно заметить, что популярность пещер в народе до того возросла, что почитатели тут же, на горе, саженях в двадцати, построили уже часовенку, обильно снабженную усердием слобожан церковной утварью.

Приглашенный священник отправлял здесь по временам молебны для приходящих. После одного из таких собраний несколько оставшихся мальчиков, вскарабкавшись на самый гребень горы, начали шалить. Один из них неосторожно встал на выдававшийся огромный кусок мела, который не выдержал тяжести, оторвался и полетел по скату. Вдоль берега проезжал в эту пору исправник; испуганные шумом лошади шарахнулись, и седок едва не поплатился, если не жизнью, то, по крайней мере, холодною ванной в реке, но по какому-то счастливому обстоятельству успел выпрыгнуть из повозки.

Бросившись в правление, он накинулся на оторопевшего главу. «Что это значит? – кричал грозный начальник. – Так-то ты заботишься о порядке? Едва и меня не отправил на тот свет». Узнав, в чем дело, исправник в пылу негодования дал приказ четырем разъездным казакам сокрушить пещеры и все в них. Те с неизменным «рады стараться» начали исполнять приказание: найдя дверь пещеры затворенной, не задумались выломать ее. Вслед за этим были сняты и собраны все иконы, вынесены лампады. Затем пещера, как произведение ни для кого не нужное и бесполезное, была засыпана землей. Отобранные иконы вначале сохранялись в волостном правлении, а потом были переданы благочинному для раздачи бедным церквям. Впоследствии дело копания пещеры, начатое С. К., возобновлялось еще несколько раз: сначала малороссом Каруйко, потом солдатом Сабыниным и бурлаком N. Но волостной старшина всякий раз без дальнейших церемоний велел забрасывать пещеру и сам вход наглухо завалить».