В сообщении, подготовленном Светланой Воронцовой, говорится: «В 1935 году в СССР началось стахановское движение, разрешили новогодние елки и открыли первые станции метрополитена. В этом же году в Старом Осколе взялись за разрушение центральных храмов на улице Ленина. И в этом же, 1935 году в многодетной семье Андреевых в Старом Осколе родилась дочь. Она появилась на свет 25 июня, и родители назвали ее в честь святой великой княгини Анны Кашинской (Русская Церковь чтит в этот день перенесение ее мощей).

Семья – пятеро ребятишек, отец, мать и две бабушки – ютились в маленьком домике на улице Октябрьской. На девять душ было всего две комнаты и небольшой клочок земли. Сейчас на его месте красуется 5-я школа.

– Если бы не гонения на веру, на Церковь, я, наверно, ушла бы в монастырь. Мне мама с детства такую судьбу пророчила, но все получилось по-другому, - вздыхает Анна Ивановна, словно сравнивая собственную жизнь со скорбной стезей своей небесной покровительницы: после того как в Орде за преданность Христовой вере были замучены сначала ее муж, а потом два сына и внук, великая княгиня Анна оставила сей суетный мир и приняла монашество. Почти тридцать лет она провела в строгом посте и молитве за безвременно усопших близких и умиротворение Русской земли».

Автор сообщения поясняет, что «Как и их прадеды, родители Анны Ивановны Андреевой были глубоко религиозными людьми, они сохраняли благочестивый уклад в семье даже в самые суровые атеистические годы. Отец, Иван Павлович, пел на клиросе. Чаще всего его можно было услышать в хоре Ильинского храма – сам он родился в Ездоцкой слободе. На престольные праздники его приглашали и в другие храмы.

Как вспоминает Анна Ивановна, папа за свою жизнь и стопки водки не выпил, он был очень ревностный христианин. После воскресной службы вся семья собиралась дома, и тогда папа вместе с бабушкой нараспев читали акафист святому или Богородице. Так чтили день седьмой, который должно посвящать Господу.

Мама, Клавдия Митрофановна, родилась в Стрелецкой слободе и любила Свято-Троицкий храм. Но когда на Старооскольскую кафедру был назначен епископ Онуфрий, она старалась не пропустить ни одной архиерейской службы в Богоявленском соборе.

Всю жизнь Клавдия Митрофановна хранила воспоминание о первом Старооскольском епископе, считая его святым человеком. Она умерла в 1991 году, так и не узнав, что владыка Онуфрий был расстрелян через три года после рождения Ани – все это время Клавдия Митрофановна молилась о нем как о живом».

Светлана Воронцова рассказывает, что «Самым суровым временем для Анны Ивановны стали военные годы.

До сих пор помнит, как прятались детьми во время бомбежек в подвале разрушенного уже Богоявленского собора, как с горожанами сначала убегали от немцев, надеясь успеть уйти с отступающими войсками за линию фронта до прихода оккупантов. Но так и не успели. Дошли только до Дона, а затем два месяца возвращались обратно. В Старом Осколе уже вовсю хозяйничали фашисты. Дом их, слава Богу, занят не был, но рядом находилась немецкая комендатура. Чуть ли не каждую ночь к ним забегали вражеские солдаты: искали, не прячутся ли партизаны.

Перед самым освобождением города, когда советские войска были на подходе, дом занял немецкий офицер. Мама в это время болела тифом и лежала, укрывшись, на холодной печке – топить было нечем. На улице стояли лютые морозы, и в хате было жутко холодно. Для офицера Вермахта солдаты принесли дрова и кинули их в горнило. Но обращаться с русской печью немчура не умела: заслонки солдат не открыл, и дым повалил в комнату. С испугу офицер выхватил пистолет и с криком: «Партизаны, партизаны!» заметался по дому. Увидев на лежанке закутавшуюся в тряпки маму, наставил на нее оружие. Дети в ужасе заголосили, и тут бабушка произнесла страшное для немцев слово «Тиф». Вояки поспешно ретировались. Мама осталась живой…

В первый класс Аня пошла после освобождения города, в 1943 году. Закончила с успехом десять классов и уехала учиться в Москву, в технологический институт мясной и молочной промышленности. Жизнь закружила: напряженная учеба, работа в Сибири, Крыму, Киеве, карьерный рост. Анна Ивановна улучшала показатели мясной промышленности. До сих пор помнит ГОСТы для докторской колбасы: на 100 кг мяса (свинина с говядиной пополам) 3 кг сухого молока, 3 кг меланжа, соль и белый перец. И все.

 – А как же слухи, что колбасу делали из туалетной бумаги? – спрашиваю я.
– Да туалетной бумаги у нас тогда в таком количестве не было, - смеется Анна Ивановна. – Слухи пошли вот из-за чего. В 80-х и 90-х годах я работа в Киеве в республиканском министерстве начальником производственного отдела мясной промышленности. В сутки надо было произвести 100 тонн колбасы. Казалось бы, огромное количество колбасных изделий, но сметалась продукция моментально. Мяса было достаточно, но не хватало обвальщиков, тех, кто разделывает туши. Поэтому часть мяса закупалась за рубежом. Оно приходило в замороженных брикетах, упакованное в пергаментную бумагу. Порой мясо не успевало разморозиться, рабочие бросали на переработку брикет в упаковке. Вот так бумага и оказывалась в колбасе. Конечно, происходило это из-за спешки или нерадения, но без злого умысла».

Светлана Воронцова пишет, что «За житейским круговоротом кое-какие родительские наказы были подзабыты. Анна Ивановна перестала приходить в храм на службы, вступила в коммунистическую партию, о чем сегодня жалеет, но не изменила главному – жить по совести и к любой работе относиться ответственно. Ее близкие стали уходить в мир иной. Перед смертью мама наказала, как ее хоронить, какие службы заказывать. В 91-м году вовсю шла перестройка, и никто уже не давал выговоров за посещение храма. В Киеве Анна Ивановна все чаще стала бывать в Покровском монастыре, игуменья Маргарита хорошо знала ее маму и молилась об упокоении ее души. Вспомнились с детства заученные молитвы, словно память обновилась, и на поверхность всплыли давно позабытые распевы.

Так как семейная жизнь не задалась, Анна Ивановна все свободное время посвящала храму, молитве и чтению духовной литературы. Она вернулась в Старый Оскол и, как говорит, приобрела себе келью рядом с храмом».

Как подчёркивает автор сообщения, для Анны Ивановны «вторым домом стал Александро-Невский собор. Каждый день, утром и вечером, пока позволяли силы, она приходила на службы. Возле иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» чаще всего можно было увидеть статную, со вкусом одетую женщину. Это место Анна Ивановна невольно избрала для себя, словно укрылась под покровом Богородицы. «Храм – это свет в окне. Дома ты остаешься со своими мыслями, а в храме все нацелено на молитву», - говорит она.

Поначалу пожилая женщина чувствовала себя одиноко в родном городе: родители, братья и сестры уже почили, ушли в мир иной и подруги школьных дней, а новыми разве быстро обзаведешься? Милость Божия не заставила себя долго ждать. Очень скоро Анна Ивановна подружилась с прихожанками собора. Физически помогать не могла, зато всегда вносила лепту на нужды храма: ведь теперь жизнь собора – и ее жизнь».

– В этом году 25 июня Анне Ивановне Андреевой исполнилось 85 лет. Но накануне значимой даты произошло несчастье: выйдя со Всенощной, упала и сломала ногу. Теперь она на долгое время прикована к кровати. Казалось бы, и правда, беда. Но верующие в таких случаях говорят: Господь посетил. Ведь Промысел Божий мы постигаем не сразу, а пройдя через испытания. Много лет назад она уже так же лежала после операции. В это время ей принесли Библию – знакомая, уехавшая в Америку, прислала в подарок. За время, пока не могла ходить, все книгу и прочитала. Вот и теперь Анна Ивановна нашла для себя важное занятие: каждые три часа молится Иисусовой молитвой о прекращении эпидемии и читает молитву о врачах. Вот так, не став пока монахиней, раба Божия Анна проходит свой монашеский искус, - отмечает Светлана Воронцова.