В сообщении, подготовленном Александром Гончаровым, говорится: «Великий русский философ Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891) на Родине долгое время был мало известен. До революции 1917 года его труды старались замолчать, объявив Леонтьева «реакционером» и «обскурантом». Попытка издания полного собрания сочинений, предпринятая протоиереем Иосифом Фуделем, закончилась неудачей. Константина Леонтьева уважал и ценил философ Василий Розанов, но широкая публика, увлеченная леволиберальными и социалистическими учениями, его просто не замечала.

В Советском Союзе о К. Н. Леонтьеве вспоминали редко, в основном как о литературном критике. Философские и публицистические работы Леонтьева не издавались вплоть до 80-х годов XX столетия.

На Западе же Леонтьева пристально изучали, писали о нём книги. И откровенно радовались, что идеи русского мыслителя не доходят в СССР до народа: Леонтьев признавался очень опасным для Европы и США, прежде всего, в идеологическом плане.

Примечательно, что философ, антрополог и филолог-русист Эвель Гаспарини причислил его к семи самым выдающимся умам за всю русскую историю».

Александр Гончаров рассказывает: «Константин Николаевич Леонтьев родился ровно 190 лет тому назад 25 (13) января в родительском имении Кудиново Мещовского уезда Калужской губернии. Он был последним (седьмым по счету) ребенком в большой дворянской семье. Его корни восходили к двум местным родам – Леонтьевых и Карабановых (по матери), всегда служивших России на военном или гражданском поприще.

Все родственники отмечали, что больше всего Константин Николаевич походил на своего деда, Петра Матвеевича Карабанова, отличавшегося порывистостью характера. Когда грянула война 1812 года, Карабанов на свои личные средства собрал и обеспечил полностью оружием и обмундированием отряд ополченцев. Совершенно случайно узнав, что сосед-помещик отказался помогать народному ополчению и не выделил никаких денег, Петр Матвеевич в гневе избил его публично хлыстом.

Нечто подобное потом произошло и с Леонтьевым. В 1864 году, находясь на острове Крит в качестве секретаря русского консула и переводчика, Константин Николаевич, не стерпев насмешек над Россией от французского дипломата Дерше, отлупил его собачьим хлыстом прямо в канцелярии французского консульства. Дерше должен был по обычаям той эпохи вызвать Леонтьева на дуэль, но убоялся. Он ведь знал, что за плечами неистового русского была Крымская война. Леонтьев прошел ее всю в качестве военного врача.

Дипломатический скандал с удовольствием замяли сами французы, а Леонтьев был переведен на другое место службы. Он, можно сказать, объехал всю европейскую часть существовавшей на тот момент Османской империи. И оставил замечательные бытовые зарисовки и художественные произведения, посвященные жизни турок, албанцев, греков и старообрядцев на Дунае.

Обладая значительным литературным даром (который отметил сам И. С. Тургенев), он задумывался вообще перейти на писательскую стезю. Однако этому не суждено было сбыться. Дипломатическая карьера Леонтьева развивалась отлично. В русском Министерстве иностранных дел вызрело мнение о назначении Константина Николаевича генеральным консулом в Богемию (нынешнюю Чехию, тогда входившую в состав Австро-Венгерской империи). «Для практики» его временно назначили исполняющим обязанности консула в Салониках. И здесь в 1871 году произошло событие, совершенно поменявшее судьбу Леонтьева.

Русские купцы, закупившись изрядно товаром, истратили почти все деньги. А турецким чиновникам требовался «бакшиш», чтобы разрешить выезд в Россию. Тогда купцы обратились за помощью к Леонтьеву. Консул быстро разобрался со взяточниками, которые с трепетом (не дай Аллах, напишет султану) отказались от претензий к русским торговцам. В благодарность за это купцы вместе с афонским монахом, ехавшим с ними в Россию, преподнесли доброму консулу икону Божией Матери.

Леонтьев, глубоко веривший в Господа в детские годы, полностью потерял веру, учась в университете. Поэтому к иконам он относился без всякого почтения. Но отказать русским людям посчитал неудобным. Икону он взял и приказал повесить на гвоздик в своей комнате.

Вскорости Леонтьев заболел. Как опытный врач, он определил у себя симптомы холеры. Лекарств для лечения холеры еще не изобрели. Лежа на диване, бредя от высокой температуры, Константин Николаевич обратил внимание на икону Богородицы. И ему показалось, что Пречистая Дева с укоризною смотрит на него. Тогда больной стал кричать, что ему рано еще умирать, много дел не сделано, и пообещал, что станет монахом. Через день болезнь неожиданно отступила.

Леонтьев, как человек чести, окончательно выздоровев, поехал на Святой Афон. Он решил добиться встречи со старцем Иеронимом Афонским. Когда все свершилось, Леонтьев бухнулся в ноги отцу Иерониму с просьбой постричь в монахи, причем признаваясь, что в Бога не верит…».

Александр Гончаров подчёркивает, что «В беседах с батюшкой Иеронимом Леонтьев обрел вновь веру и больше никогда ее не терял, хотя и прожил тяжелую жизнь в постоянном безденежье и мучавших его болезнях.

Ум Константина Николаевича, ограненный Православием, позволял философу не только хорошо разбираться в том, что происходит в XIX веке, но дать и точные прогнозы на будущее развитие мира.

Духовный ученик старцев Иеронима (Соломенцова) Афонского, Амвросия Оптинского и Климента (Зедергольма) – Константин Леонтьев приобрел способность к православному мировидению, и это затем отобразилось в его трудах…».

Согласно сообщению, «Ключевыми работами К. Н. Леонтьева признаются: «Византизм и славянство», «Записки отшельника», «Национальная политика как орудие всемирной революции», «Мое обращение и жизнь на св. Афонской Горе» и «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения».

Леонтьев создал свою концепцию развития локальных цивилизаций и культур. Он утверждал, что каждый народ, каждая культура в развитии проходит три этапа:
1) «первичная простота» (когда нравы, быт, искусство и т. д. еще находятся на примитивном уровне);
2) «цветущая сложность» (наступает большое разнообразие на всех уровнях развития общества и народа: свои таланты во всех сферах деятельности, свои самобытные идеалы и обычаи, свои танцы, песни, свое искусство);
3) «вторичное упрощение» (все сглаживается, беднеет, наступает тяга к подражанию чужому, «обезьянство» в отношении соседних культур и духовная смерть, сменяемая физической гибелью народа или растворением его среди других этносов).

Национальные революции (по Леонтьеву) ведут не к развитию национальной жизни, а к всеобщему усреднению, а национальная культура замещается тем, что мы ныне называем «массовой культурой».

Прогноз его неутешителен: «Однородное буржуазное человечество, <…> дошедшее путем всеобщей, всемирной однородной цивилизации до такого же однообразия, в котором находятся дикие племена, – такое человечество или задохнется от рациональной тоски и начнет принимать искусственные меры к вымиранию <…>; или начнутся последние междоусобия, предсказанные Евангелием (я лично в это верю); или от неосторожного и смелого обращения с химией и физикой люди, увлеченные оргией изобретений и открытий, сделают наконец такую исполинскую физическую ошибку, что и «воздух, как свиток, совьется», и «сами они начнут гибнуть тысячами». Разве это сказано не о нашем времени? Но сказано в 1889 году».

Александр Гончаров особо подчёркивает, что «Главным сокровищем России Леонтьев почитал Православие. Он откровенно писал: «И для исполнения особого и великого религиозного призвания Россия должна все-таки значительно разниться от Запада и государственно-бытовым строем своим. Иначе она не главой религиозной станет над ним, а простодушно и по-хамски срастется с ним ягодицами демократического прогресса (родятся такие уроды – ягодицами срослись)».

Леонтьев предсказал и революцию в России. Единственную свою надежду монархист Леонтьев связал не с монархией, а с верой во Господа нашего Иисуса Христа. Ему принадлежат слова, написанные еще на Святом Афоне: «Я верю, что в России будет пламенный поворот к Православию… Я верю этому, потому что у русских болит душа».

Константин Леонтьев ушел ко Господу в ноябре 1891 года, приняв постриг с именем Климент. Могила мыслителя, как и место захоронения его друга – философа Василия Васильевича Розанова, была разрушена после революции 1917 года. Обе могилы восстановили только в 1991 году».

Александр Гончаров уверен, что «Наследие Леонтьева не устарело до сих пор. Важно только правильно воспользоваться им. А нашим землякам следует радоваться тому, что первым духовным наставником Константина Николаевича Леонтьева был иеросхимонах Иероним – уроженец Старооскольской земли».